(no subject)
Apr. 8th, 2004 06:46 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
malenkayasmertКак долго не приходил он сюда… как долго.
Получив сегодня по почте конверт с ключом от этой квартиры, он все не решался приехать, все придумывал себе какие-то дела, срочные телефонные звонки, встречи. Отодвигал всеми силами тот момент, когда придется распахнуть дверь и переступить этот порог.
"Хотя…ну что там может быть?" - думал он, шагая от машины к подъезду. - "Пустая квартира, ее там нет.… Уже нет. Как все быстро и бессмысленно. Кто бы мог подумать. И вообще - почему я? Почему она вспомнила обо мне? Ведь столько лет прошло…"
Он на минуту остановился посреди лестничного пролета, закрыл глаза, пытаясь представить ее лицо, вытянуть из глубин памяти хоть что-то, что принадлежало ей - голос, аромат духов, фигуру, руки… "Нет, не помню. Кажется, она была такая… Рыженькая. С ямочками на щеках.… Или это не она? Не помню".
Даже ее имя - Елена Дмитриевна Н-ва - ему ни о чем не говорило. Когда нотариус позвонил и попросил приехать на оглашение завещания он сразу и не понял, что это действительно касается его, думал - ошибка.
Вот и дверь. Обычная, скромная, ничем не выделяющаяся. Поворот ключа…
В тесноватой темной прихожей он не сразу нашарил на стене выключатель.
Рука натыкалась на странные бумажные шуршащие обрывки на стене. Он включил свет, машинально брезгливо вытер ладонь о пальто и поднял глаза.
Стены в прихожей, в коридоре, в комнатке, на кухне от пола и почти до верха были заклеены разноцветными листочками-записками. Розовые, зеленые, желтые, голубенькие исписанные листочки, приклеенные верхним краешком к обоям, закрывали стены мохнатой бумажной шубой.
Он оторвал один листок, поднес к глазам.
"А ты помнишь, как мы ели яблоки на крыше? Было такое радужное солнце!" - ровненький кудрявый почерк с легким наклоном. Яблоки? …
Смятый желтый листик отскочил от его ботинка и остался лежать на полу.
Зеленый обрывок бумаги.
"Мне сегодня немного грустно. Я перебирала старые фотографии и думала о тебе".
Розовая записка:
"С Новым Годом, любимый! Счастья тебе! Целую!" и отпечаток губной помады.
Голубой листок.
"Мне кажется, если бы я позвонила тебе тогда - все бы сложилось иначе".
Желтый листок, голубой, белый, розовый, снова желтый, зеленый, выцветшая фотография - солнце, просочившись сквозь щель в занавеске, неумолимо разъедало, выжигало картинку.
"Люблю, а помнишь, скучаю, ты знаешь, я сегодня, мы тогда, о тебе, люблю, видела тебя, поздравляю, люблю, прости меня, люблю, люблю!" - шелестели, шептали, стонали, кричали стены!
Он срывал, сминал, бросал эти листочки, записки на пол - остервенело, зло, швыряя их, топча ногами.
- Сумасшедшая, дура, как ты могла, зачем?! - кричал он, сквозь ком в горле. - Ведь все могло бы быть не так! Все могло бы быть!
Обессилено опустившись на старый диван, он сжимал голову руками, покачиваясь в такт хриплому дыханию. Ланка, Ланка, солнечная моя девочка, неожиданно появившаяся в жизни и так же неожиданно пропавшая .
Пестрое безумие стен. Бумажный шепот умершей любви. И закрывший руками лицо человек.
Мужчины не плачут. Мужчины огорчаются.
Получив сегодня по почте конверт с ключом от этой квартиры, он все не решался приехать, все придумывал себе какие-то дела, срочные телефонные звонки, встречи. Отодвигал всеми силами тот момент, когда придется распахнуть дверь и переступить этот порог.
"Хотя…ну что там может быть?" - думал он, шагая от машины к подъезду. - "Пустая квартира, ее там нет.… Уже нет. Как все быстро и бессмысленно. Кто бы мог подумать. И вообще - почему я? Почему она вспомнила обо мне? Ведь столько лет прошло…"
Он на минуту остановился посреди лестничного пролета, закрыл глаза, пытаясь представить ее лицо, вытянуть из глубин памяти хоть что-то, что принадлежало ей - голос, аромат духов, фигуру, руки… "Нет, не помню. Кажется, она была такая… Рыженькая. С ямочками на щеках.… Или это не она? Не помню".
Даже ее имя - Елена Дмитриевна Н-ва - ему ни о чем не говорило. Когда нотариус позвонил и попросил приехать на оглашение завещания он сразу и не понял, что это действительно касается его, думал - ошибка.
Вот и дверь. Обычная, скромная, ничем не выделяющаяся. Поворот ключа…
В тесноватой темной прихожей он не сразу нашарил на стене выключатель.
Рука натыкалась на странные бумажные шуршащие обрывки на стене. Он включил свет, машинально брезгливо вытер ладонь о пальто и поднял глаза.
Стены в прихожей, в коридоре, в комнатке, на кухне от пола и почти до верха были заклеены разноцветными листочками-записками. Розовые, зеленые, желтые, голубенькие исписанные листочки, приклеенные верхним краешком к обоям, закрывали стены мохнатой бумажной шубой.
Он оторвал один листок, поднес к глазам.
"А ты помнишь, как мы ели яблоки на крыше? Было такое радужное солнце!" - ровненький кудрявый почерк с легким наклоном. Яблоки? …
Смятый желтый листик отскочил от его ботинка и остался лежать на полу.
Зеленый обрывок бумаги.
"Мне сегодня немного грустно. Я перебирала старые фотографии и думала о тебе".
Розовая записка:
"С Новым Годом, любимый! Счастья тебе! Целую!" и отпечаток губной помады.
Голубой листок.
"Мне кажется, если бы я позвонила тебе тогда - все бы сложилось иначе".
Желтый листок, голубой, белый, розовый, снова желтый, зеленый, выцветшая фотография - солнце, просочившись сквозь щель в занавеске, неумолимо разъедало, выжигало картинку.
"Люблю, а помнишь, скучаю, ты знаешь, я сегодня, мы тогда, о тебе, люблю, видела тебя, поздравляю, люблю, прости меня, люблю, люблю!" - шелестели, шептали, стонали, кричали стены!
Он срывал, сминал, бросал эти листочки, записки на пол - остервенело, зло, швыряя их, топча ногами.
- Сумасшедшая, дура, как ты могла, зачем?! - кричал он, сквозь ком в горле. - Ведь все могло бы быть не так! Все могло бы быть!
Обессилено опустившись на старый диван, он сжимал голову руками, покачиваясь в такт хриплому дыханию. Ланка, Ланка, солнечная моя девочка, неожиданно появившаяся в жизни и так же неожиданно пропавшая .
Пестрое безумие стен. Бумажный шепот умершей любви. И закрывший руками лицо человек.
Мужчины не плачут. Мужчины огорчаются.
